Женщина
Памяти Галины Абрамовны Шнейдер
1
Женщина сидела у окна.
Голуби клевали кукурузу,
топали, косились, а она
свешивала маленькую руку, -
словно подлокотникъ былъ рѣзной,
будъ-то бы въ орѣховое крѣсло
спрятаться оть шумнаго оркестра
вздумалось дѣвчонкѣ озорной,
и она листаетъ свой альбомъ,
гдѣ корнетъ застѣнчивой и пылкій
въ робкой и отчаянной попыткѣ
пишетъ по-французски про любовь;
и она воздушна, и она
вѣтрена, капризна и несносна...
Женщина застыла у окна.
Женщине сегодня девяносто.
...лице полдень. Старт даёт Москва!
Набирает ход олимпиада...
О прекрасная Олимпіада,
подлѣ Вашихъ ножекъ вся Москва!
Вот она страницу повернёт -
птицы всполошатся, захлопочут...
У тетради тонкий переплёт.
У корнета неразборчив почерк.
2
Умерла моя героиня -
тихо-тихо.
В лагерях её не томили,
не от тифа.
С эмигрантского парохода
вплавь не кидалась.
А до девяноста - полгода
недострадалась.
Прожила в полосе оседлости,
в славном городе Баре.
Петь, изящно беседу вести
не учили - рубали.
Ни картин, ни старинной мебели
в её комнатке нету.
Никакого корнета не было,
я придумал корнета.
...Губы, каких во сне не увидишь,
её целовали!
Но не французскими, а на идиш
цвели словами.
Улыбнувшись всемирным светом
соседкам Саррам,
воевать за власть Советов
ушёл комиссаром.
Та святая бойня безумная
его сжевала
и подохла, карга беззубая.
А она - живая...
В богадельне в сухом графине -
её гвоздика.
Умерла моя героиня.
Тихо-тихо.