top of page
* * *
В моей крови шептались тополя.
Внутри меня переливалась лава
всех чёрных рек, по коим ты плыла.
Всех пьяных рук, в которых ты пылала.
Я прорастал в тебя. Я целовал
тебя – но над тобою восставала
всех губ и бёдер царская облава,
всех вековых ресниц лесоповал.
Единственная! Сладкая, как бред.
Двугорбый зверь недобрых наших лет
уходит в лес. Приходит невесомость.
И лучше перевру, чем недолгу:
что исповедь? – неистовство! И совесть.
Я даже перед липами в долгу.
bottom of page