* * *
По весеннему снегу,
по серому хрусту,
по насту.
У лилового ветра
ловить
и вливать в альвеолы -
долгожданно и жадно -
наждачное,
ржавое счастье,
эту грязную,
грузную,
грозную,
грустную волю.
Ах, ещё я попомню
в попоне обильного лета
(из петли
его пыльных путей
мне выпутывать выю),
как покойно белели поля
и под куполом леса
колокольные звоны
зимы
зазывали и выли.
Но тебе
и весне
я бессовестно сдался на милость,
и ленивая лира
с моралью
меня примирила.
И пока мы с тобой
целовались,
смеялись,
молились, -
вымирали старухи,
мелели моря
и мерила.
Объявляю войну!
Человечество тупо и лживо!
Но не мальчик уже...
Плачешь ты
и смеются соседи.
Как себя изрыгнуть
из рябого и дряблого жира?
Как себя возвести
на пожухлом сугробе весеннем?
Ты одна
своим тельцем
меня приняла и простила.
Вот любовь твоя
пальцами льётся
по скулам небритым.
Но -
на улице, в мокрых носках -
я фальцетом простылым
умоляю людей:
полюбите меня!
Полюбите!