top of page

* * *
Я давился дурным табаком,
тишины добивался и требовал,
убеждал, повторял и мусолил.
А над нами витал голубком,
улыбаясь легко и особенно,
чей-то профиль - кудрявый и древний.
А когда мы дошли до основ,
опровергли могущество разума
и признали всесилие быта -
он лишил меня мелочных слов,
и в тиши лучезарно воспитывал,
выволакивая из маразма.
На дворе лютовала зима.
От морозного воздуха Родины
я не прятал ни уши, ни руки.
...Его речь не сводила с ума:
ей от клинописанья и руники
был один алфавит угоден.
Так куда же мне без языка?
Всё равно, что без этого воздуха
или этого чёрствого хлеба...
Я всё слушал того старика,
грел чернила ртом от мороза
и записывал, что ещё не было.
bottom of page